Перед глазами рыжего на миг промелькнула знакомая тесная камера и цепи, прежде чем все померкло вновь. Ровно до момента, как на него обрушилась оглушительно холодная вода с мелкими хрусталиками льда, а плечи свело болью. Очевидно, пока он спал за ним пришли... но не смогли сразу вывести из состояния полугрез, пускай и пытались. Глухо ноющий правый бок был тому подтверждением, так как куда бить орки знали. А решив, что так только проще, его перетащили в знакомые интерьеры пыточной. Вывернутые руки прошивало болью - даже небольшой вес собственного тела Нельяфинвэ тянул связки. Но именно так провисел он, похоже, недолго - кисти затечь не успели. В камере было и без того стыло, а стекающая по телу ледяная вода ощущения усиливала в разы. Рядом маячили до отвращения знакомые орочьи рожи. Продолжения пока не последовало - ждали, пока пленник очнется до конца.

Подпись автора

Меряют лиги черные роты,           
Им не знакомы страх и печаль.     
Воля Моргота, воля Моргота,         
Воля Моргота - черная сталь. 
(c) Гакхан

Орк, казалось, даже не обиделся ни на эту выходку, ни на слова. Все они, хотя и не казались на вид менее страшными и свирепыми, чем прочие их собратья, подходили к битью без излишнего рвения, напротив, они были преисполнены аккуратности и профессионализма. Вот и сейчас орк, которому достался пинок, не говоря ни слова, подошёл поближе и флегматично залепил Маэдросу хук справа. Несмотря на расслабленность движений, бил он всем весом, позволяя нолдо достаточно быстро прийти в себя под аккомпанемент мелодичного звона в ушах.

Повернувшись к своим товарищами, орка поинтересовался, стоит ли им продолжить работу с пленником и научить его правилам пристойного поведения, и если так, делать ли это по очереди или вместе, сообща. Конечно, высказана эта мысль была в куда менее поэтичных выражениях, щедро сдобренных красочными метафорами и непереводимыми эпитетами, используемыми для усиления эмоциональной окраски речи.

Неизвестно, как закончился бы этот дискурс, потому как монолог орка прервался в тот момент, когда в пыточную камеру спустился Мелькор. Он не сказал ни слова и даже не посмотрел в сторону орков, но им не требовалось никаких приказов. Монстры поспешили ретироваться со всей возможной спешкой, оставив Майтимо наедине с вала. Уходя, они старались не смотреть в сторону Моргота. Эта отчаянная попытка делала ужас, который он им вселял, очевидным.

- Я не стану спрашиваться тебя о самочувствии, и так очевидно, что ты знавал и лучшие дни, - без злорадства в голосе обратился к нолдо Мелькор. – Мне положено глумиться и издеваться, знаю, но это мне не слишком по душе, как впрочем, и необходимость держать тебя здесь. Так часто нам приходиться делать то, что нам не по нраву. А жаль.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

Мелькор подошёл ближе, ничуть не смущённый молчанием пленника, и, по-видимому, не слишком опасаясь карающего сапога. Сделав небольшую паузу и обойдя Маитимо полукругом, Вала продолжал свой монолог, обращаясь даже не к кому-то конкретному, а больше к пустому пространству, словно за спиной нолдо сидела его воображаемая аудитория. И если бы Мелькор не цеплялся за висящего на цепях эльфа взглядом время от времени, можно было бы и вовсе подумать, что он его не замечает.
- Мне было интересно узнать, что вы называете меня лжецом, - заметил Вала, пробежавшись глазами вдоль цепей, приковывающих нолдо с живым интересом, словно видел их впервые. – Интересно, кто стал начинателем это традиции: валар и Феанор. Впрочем, разница не так уж и велика, все они живут в собственном мире, воспринимая то, что творится вокруг лишь с одной, угодной им точки зрения и гневно отвергая все прочие. А нет проще способа дискредитировать чьё-то мнение, кроме как обозвать его обманщиком. В результате, все верные Феанора преданно следовали за ним, слепа веря каждому его слову, не требуя доказательств его правоты, словно он сам Илуватар. И они уже получили за это сполна.
- Знаешь, в чём разница между нолдор и орками? – внезапно сменил тему Вала, и его тон свидетельствовал о том, что это отнюдь не риторический вопрос и не начало забавного анекдота. – Если я спрошу у любого из них, зачем они убивают эльфов, они ответят: потому что эльфы убивают их. А что мне на такой вопрос ответил бы эльф? Что орка надо убить, потому что он орк. Потому что он им не нравится. Сама мысль о том, что орки имеют такое же право на существование покажется ему кощунственной. Но не потому, что он сам до этого додумался, а потому что ему так было сказано.
- И всё же, в отличие от валар вы не безнадёжны. Вы способны признать свою неправоту, способны обзавестись своим мнением и отринуть глупые клятвы, ведущие вас к саморазрушению. Порой это даёт мне надежду на то, что бессмысленные войны когда-нибудь закончатся.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

Причина веселья пленника не укрылась от Мелькора. Он не был знаком с мыслями и чувствами нолдор так хорошо, как ему того хотелось бы, но их преданность королю не была тайной за семью печатями. И о ней никак нельзя было забыть – сравнение с преданность Валар Илуватару пришло на ум Мелькору не случайно. Тяжело было представить что-либо глупее и зловреднее, чем слепое безграничное доверие. Но иногда, лишь на мгновение ему начинало казать, что Валар знают, знают о том, что Илуватар неправ, знают о том, что Мелькор на самом деле желает лишь свободы от искусственных ограничений, наложенных им на всё сущее... или почти на всё. Знают, но отказываются верить. Заставляют себя слепо следовать заветам, усилием воли отрицая все факты и разумные доводы, своей верой превращая ложь в непреклонную истину. Вала не был до конца уверен, что такое страх в понимании обитателей Арды, но то чувство, что Мелькор испытывал, когда на ум приходили такие мысли, должно было быть сродни этому самому страху.
– Полагаю, это всего-навсего вопрос перспективы, – продолжил он, когда Маитимо отсмеялся. – Скажем, как муравей не способен отличить океан от крохотного ручья, потому что не способен увидеть их с достаточной высоты.
Вала подошёл ближе, оставаясь у пленника за спиной, и продолжил тихим, вкрадчивым голосом:
– Или мотылёк, летящий на огонь. Пламя такое манящее, что невозможно устоять, не полететь навстречу, чего бы это ни стоило. Вероятно, их примитивные инстинкты не слишком уж отличаются от понятий “преданности” и “чести” у нолдор. Что это, как не попытка сложить с себя ответственность за свои деяния? Что для вас смерть и гибель собственного народа, когда есть такие великолепные оправдания? Ради клятвы нестрашно даже послать на смерть собственных сыновей. Это куда лучше, чем признать неправоту, не так ли?
- Я видел мотыльков, - продолжил Мелькор после небольшой паузы. – Некоторым из них хватает реакции, скорости, ума или всего вместе взятого, чтобы остановить смертельный полёт. И они начинают кружить около огня, не в силах улететь прочь. И даже если поймать мотылька и отшвырнуть от пламени, это ему не поможет. Они слишком примитивны, чтобы запомнить, что нельзя слепо лететь на свет. А вот нолдор ещё можно этому научить. По крайней мере, я ещё не готов отринуть такую надежду.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

- Если бы ты остановился и подумал вместо того, чтобы вещать о своей ненависти, ты бы понял, что она не взаимна. А раз я не желаю уничтожить вас, как вы меня, и не желаю истребить всех элдар, в то время как вы желаете изничтожить мои творения, то конфликт спровоцирован именно с вашей стороны, - Мелькор скорбно помолчал, очевидно, сожалея о том, что конструктивного диалога с пленником никак не выходит, и продолжил. – А ведь я хотел бы закончить этот конфликт. Только я знаю, что вы никогда не согласитесь пойти на переговоры. Иначе я не стал бы развязывать войну и участвовать во всём том, что произошло в Амане. И больше всего мне хочется, чтобы мне доказали, что я неправ. Что я ошибаюсь на ваш счёт. О, я готов покаяться, я бы с радостью сделал всё, что угодно, чтобы возместить ущерб, что я нанёс вашему народу. С надеждой, что пусть не сразу, но вы сможете понять меня и то, что я делаю. Но, увы, меня никто не разубеждает в этом.
Вала повернулся к пленнику спиной. Возможно, сейчас было самое время прервать разговор, уйти, оставить Майтимо наедине с собственными мыслями. Может быть, через какое-то время, неважно сколько это займёт, он всё-таки поймёт, о чём говорил Мелькор: вполне осознанно, а скорее – по какой-то невероятной случайности. Но всё-таки он решил выложить на стол всё.
- Худшее в этом то, что после моей победы вы все до единого, все, кто выживет в войне, пожелаете умереть. И я буду бессилен вас остановить. Конечно, я мог бы пленить вас, насильно лишить такой возможности, но если я заберу у вас свободу, я стану ничем не лучше Эру, заставляющего все свои создания жить по собственным законам. И какую бы боль, какой бы физический дискомфорт ты сейчас ни испытывал, они не идут ни в какое сравнение с тем, что чувствую я, когда думаю о том, что мне предстоит совершить. Безразличие к смерти других, даже если это целый народ, это ваша отличительная черта, а не моя.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***