Охотники, собаки, двойки... Было бы странно подумать, что в такую ночь на охоту за тварью пойдут только те, кому такое было приказано. Как минимум один, кто не принадлежал к сотне Норомэльдо, сейчас вполне свободно шел по лесу. Ну как шел, правильнее сказать крался, по касательной, краем-краем опушки, неторопливо забирая вглубь, туда, куда еще не добрались поисковые пары. Как ходит ночной охотник? Тихо, не цепляя ветвей, не наступая на хрустящие ветки... Где живет ночной хищник? В темноте, под пологом леса. Зима выдалась бесснежной, что по ночам темно. Ходит, сторонясь прогалин, глядит из темноту туда, откуда пахнет собаками, и сталью, и выделанной кожей...
В общем, аккуратно двигающийся по лесополосе Лайрэлоссэ справедливо полагал, что в деле выслеживания крупных одиноких хищников главное - не спугнуть этого самого хищника. А еще полезно бывает думать как он, предугадывать его логику и вообще, соответствовать образу. Хищник охотится на одиночек, значит двойки никак не подходят в качестве жертвы. Эльда остановился, замирая возле древесного ствола. Ночной воздух пах неродившимся снегом, сыростью и хвоей, а воздух холодил кожу. Ночь темная, и, скорее всего будет длинной. В такую ночь хорошо как скрываться, так и охотиться, особенно если не спешить. Беззвучно нолдо провел пальцами по древесному стволу. Холодная, шершавая кора, похожая на нежную чешую ящерицы. Пальцы попадают в липкое и остро пахнущее- в коре трещина, из нее выступила кровь дерева. Яркий, с горчинкой запах, а если лизнуть, то и  вкус будет таким же... Синдар рассказывают друг другу о страшном звере, который иногда приходит по ночам, чтобы утаскивать случайных путников. Что ж, Лайрэ знал достаточно, чтобы с уверенность сказать- такие байки имеют под собой основу более чем реальную. И еще он знал, как по мнению синдар этот зверь себя ведет, какие у него повадки и что он, зверь этот, должен делать. Тем лучше, если разобраться.

Немного постояв возле уснувшего на зиму дерева, эльда двинулся дальше, в глубь лесополосы. Прочь от опушки, прочь от невидимых пока огней, от тех, кто надеялся поймать сегодня знатную добычу, от беспокойного собачьего дыхания. Глубже, туда где черные стволы елей стоят, по колено затопленные стылой темнотой, где тишина несет в себе тугую волну ожидания.
Тварь обнаглела, кормясь в непосредственной близости к жилью, и она наверняка это знает. А значит- не будет нападать, пока потенциальная пища не отойдет подальше от своей стаи, пока зимняя ночь не обступит одинокого путника со всех сторон, дыша в затылок предчувствием снега и крови. Тварь не глупее эльдар, во всяком случае не всех, и она хорошо знает их повадки. Она умеет охотиться на такую добычу, и знает, как важно не спешить, не раскрывать своего присутствия. Тварь умеет бросаться наверняка, а навык этот требует терпения.
Лес плотнее  сомкнул свои стволы, прочно отрезая своим хороводом идущего от всего мира. Нолдо тихо и осторожно продвигался по широкой дуге, вслушиваясь в молчание ночи, стараясь не выдавать своего присутствия. Так продолжалось долго, если судить по его личному восприятию. И не очень, если ссудить объективно. Но вот тишину нарушило дыхание. За ним почти синхронно явился отблеск глаз, и запах влажной шерсти. Негромко прошуршала прошлогодняя трава... Из-за куста выступил пес. Не самый крупный, с охро-рыжеватой шерстью, это не был могучий волкодав или изящная борзая, способная в миг обернуться живой стрелой, дуреющая от звуков охотничьего рога. Нет, это был обычный, даже можно сказать беспородный пес, работяга из тех, что служат компаньонами пастухам и всем иным, кто хочет иметь четвероногого друга, но не ходит с ним на войну. Пес принюхался, чуть настороженно поводя ушами и замерев. Замер и Лайрэлоссэ, приглядываясь к псу и вслушиваясь в лесную тишину. Нет, определенно они с псом были тут одни. Где-то далеко за спиной можно было не услышать, но догадаться по некоторым признакам о присутствии иных двуногих, но расстояние велико. Да, расстояние велико, а тут, в темноте и среди полос слабого тумана, который бывает только зимой в оттепель, не было никого. Время на секунду замерло, давая всем участникам сцены пару секунд. Пес жадно втянул ночной воздух, и нолдо удивительно похоже повторил его действие.
...А потом тварь бросилась, с неестественной скоростью, слитным одним движением, словно выплеснула свое тело вперед. Пес дернулся было, решив убежать, но не успел. Слишком долго стоял до того, слишком внимательно всматривался. Непростительная оплошность. Цепкие, сильные лапы обхватили собачью шею, погружаясь в золотистую шерсть, давя в зародыше возможный визг, а через секунду собачьи глаза обессмыслелись. Клыки ночного хищника погрузились в почти еще живую плоть, и тварь начала торопливо жрать. Воздух наполнился густым солено-медным ароматом, самым вкусным из возможных. Алая, горячая кровь наполняла тварь радостью, принося удовольствие от насыщения и от того, что охота была удачной.  Примитивное, тупое чувство, которое нельзя передать словами. Да, двуногий был бы лучше, но сейчас они слишком встревожены, а значит надо довольствоваться малым. Даже если этом алое на вкус отдает псиной, а рот после него полон шерсти. Ну право слово, какая малость по сравнению со всем остальным! Пиршество не заняло много времени. Закончив жрать и отпустив уже теперь мертвое тело пса, тварь первым делом занялась приведением себя в порядок. Отряхнуть с себя шерсть, обтереть пасть, убрав следы ужина...
Нолдо, склонившийся над бездыханным и остывающим трупом собаки, практически нежно провел рукой по гладкому, искрящемуся меху. Что ж, чей-то четвероногий друг, ты сам того не ведая, сослужил кому то хорошую службу. Отдав свою жизнь, ты дал возможность кому то не расстаться со своей. Теперь надо обязательно рассказать об этом пришествии тем, кто сейчас шарится там, ближе к кромке леса, да. Пусть знают, что тварь, повадившаяся охотиться в этих краях, снова взяла свою долю...

Вопросы от пришедшего из темноты были вполне правомерны, и действительно уместны. Что ж, кто бы там ни шарился по кустам, а отвечать все же надо. Потому что порядок должен быть везде, даже там, где кормятся неведомые твари. Лайрэ внимательно оглядел новоприбывшего, силясь вспомнить, как того звать. Но нет, судя по всему, знакомы они не были...
- Могла. Нов той же степени, что и любого, кто пошел за ней.
Нолдо глубоко вдохнул, втягивая в себя запахи ночи. Дохлая собака пахла мехом и кровью, исходил влагой и холодом туман, поверх этого наслаивался горький хвоистый запах леса. Пришелец принес с собой запах железа и выделанной кожи, а еще чуть заметно- дымом. Тревожный, азартный запах, заставляющий глубоко дышать, и рождающий желание прикрыть веки, чтобы зрение не мешало воспринимать его. Того сорта запах, который делает ночь ярче, а чересполосицу теней контрастной почти до ломоты в зубах.
- Тварь не дура, она не пойдет на загонную охоту. И на факелы не пойдет. Ее можно на них только выманить, вывести на добычу. Синдар рассказывали о подобном.
Нолдо чуть повернул голову в сторону, волей случая подворачиваясь под лунный свет, вслушиваясь в лесные звуки. Нет, никто не идет поблизости, а наличие охотников за обнаглевшей и потерявшей страх тварью можно только угадать, но не распознать. В белесом свете луны черты  его лица казались резкими, с той особенной бледностью и глубокими тенями, которые характерны для больных лихорадкой. Волосы же наоборот, словно подернулись сединой, или может быть- паутиной. Игры света рождали странные картины, и создавали странное впечатление.
- Пришел за пару минут до тебя, но тут никого уже не было. Тело лежало где лежит. Предположу, что хищник далеко не ушел- собака еще теплая. Можно попробовать выследить... Где то же у хищника есть лежка?
Конечно, Лайрэ старался говорить спокойно и рассудительно, но все-таки в в его интонациях, в том, как именно он говорил, проскальзывало нечто, что роднило его с волком, тыкающимся мордой в окровавленный олений след. Если бы он сейчас запрокинул голову к еловым лапам и завыл- это смотрелось бы странно, но ожидаемо. Скованным, даже в чем-то смущенным движением Лайрэ обтер ладонь о подол шерстяной рубахи. Ткань смешно кололась, была шершавой и прохладной. А стала еще и немного грязной- небольшой бурый мазок теперь разбивал незамысловатую вязь тесьмы.
Вот они сидят на поляне, лес дышит туманом и факелы далеко... И кто знает, может быть, тварь еще не ушла? Может быть, она не вполне насытилась псом, и будет не против перекусить двуногим? Да, определенно в этой мысли была логика, а ситуация в целом располагала... Особенно, если загонщики и далее будут идти не в из сторону, а они наоборот, пойдут искать встречи с.. С чем-то.

- Не заядлый охотник, но повадки зверей мне известны. Как и то, что не всякий зверь ведет себя так, как удобно охотнику. А тут кормится нечто похитрее волка, и не думаю, что оно хочет облегчать нам задачу...
Лайрэлоссэ говорил не громко, как если бы действительно предполагал рядом наличие осторожного и злонамеренного противника. На деле это, конечно, было не совсем так. К худу или к добру, но именно в этот момент он как нельзя хорошо представлял себе, что именно собирается делать и в какой форме охочий до легкой добычи хищник.
- Скорее уж он будет делать прямо обратное. Либо кружить, ожидая что кто то отобьется от стада, либо пойдет в нору... На этом можно было бы сыграть.
Эльда дернул уголком рта, как если бы собирался улыбнуться, но передумал. "Ага, в нору. Прямо вот так, к пушистому одеялу... И нечего жрать на ночь лишнего! Это вообще вредно." подумал нолдо, переживая секунды яростной борьбы с собой. С одной стороны, так или иначе, следовало уходить в лагерь, тем более что благовидный предлог был. Это с одной стороны. А с другой- ночь, луна и дохлая собака расслабляли, а одинокий воин наводил на мыслил о том, что собачатина- спорное угощение для всех на свете тварей. Чтобы выиграть время для выяснения того, что же победит: жадность или осторожность, он продолжил говорить.
- Мы из одного с тобой народа. Я пришел в Эндоре за Феанаро, но потом вышло так, что долгое время жил с синдар. Впрочем, обстоятельства этого дела я уже рассказывал лору Туркафинвэ, в иное время расскажу и тебе, если хочешь. От синдар  я и знаю о том, что за повадками может обладать зверь, который прикормился тут.
"Расскажу, покажу, нарисую на карте и изображу танцем, дорогой, только правда давай потом? А сейчас давай ты со мной прогуляешься подальше в чащу. Будет интересно. Тебе не понравится, но интересно будет..." В Итоге жадность одержала верх. Может быть потому, что уж больно легко было охотиться в тех местах, где двуногие чувствовали себя в безопасности, думая что контролируют территорию. Может быть от того, что ночь была так прохладно- хороша, а собаки на самом деле было мало. Ну что там того пса? Сегодня- завтра хорошо, но надолго не хватит, а значит- надо будет рисковать, ходить на охоту. А тут- такой подарок судьбы! Лайрэ сделал медленный вдох, уже не столько бездумно вбирая и раскладывая на составляющие мозаику ночного воздуха, сколько старательно беря себя в руки. Главное правило любой охоты- добыча не должна нервничать. А значит- не надо делать резких движений, не надо выдавать намерений... Да ничего не надо бы делать, на что толкает легкая закуска, за которой уже маячит основное блюдо. Потому протянутую флягу он принял, мягким, вкрадчивым движением потянувшись и забрав ее из чужой руки. Промозглая ночь послушно расступалась навстречу, игриво прохаживаясь отсыревшей темнотой по коже. Было хорошо и интересно. Тварь действительно оборзела, чувствуя себя в своей стихии.
- И если верить их рассказам, то зверя надо выслеживать сейчас. Потом он заляжет, и не будет покидать свой схрон пока не проголодается. Надо осмотреть тут все. Если нет следов возле тела, то не значит, что их нет совсем... Хорошо, что никого пока нет- есть шанс, что его не спугнули. 
Дабы не идти против ожиданий безымянного пока собеседника, Лайрэ из фляги отпил. Там было какое то вино, кисловатое и пряное, рождающее мысли о желто-зеленых, кислющих яблоках, тугих и сочных. Крепкие, чуть недоспелые яблоки подставляют солнцу бока, подернутые восковым налетом, темные листья покачиваются, бросая тень на чуть растрескавшуюся землю... Другое дело, что вино так или иначе не шло впрок- и вскоре его придется вернуть земле. Это была глупая, дурная ошибка- не надо было баловаться с вкусным, только что закусив полезным- и то и  то пропадет. Но - эту потерю можно будет восполнить! Тут же нашел в мире положительные стороны любитель по тихому уйти на прогулку в ночи. На было выглянувшую луну набежало случайное облако, погружая поляну в густой и вязкий полумрак, а эльда протянул флягу ее владельцу. В наступившей темноте (которая впрочем, обещала быть не долгой-облако было совсем маленьким) иллюзорная седина-паутинка пропала- Лайрэ в темноте выглядел вполне нормальным. Ну, может быть взгляд был не вполне здоровым- как если бы имел место сильный жар. Впрочем, в движениях и голосе намека на болезнь не было. И да, конечно в темноте было не разглядеть того, что на горлышке фляги остались капли не только вина. Вернее- капли вина были светлыми. Должны были быть. А были- бурыми.

- Наверное от того, что великий охотник - это не я.
Скромно возразил Лайрэ, заодно как бы невзначай пропуская вопрос о том, что в принципе не следует замалчивать разную уникальную информацию, полученную от аборигенов. А особенно следовало молчать о том, как именно абориены такую информацию получали сами. Синдар- дивный народ, не считающий что один в ночном лесу чем-либо рискует.  Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что лагерь нолдор был куда более удобной кормушкой. Их не надо было долго и муторно выслеживать, они верили в защиту стен и то, что темные твари не ходят среди них. "Ты ленивая, обнаглевшая падаль, Лайрэ, вот ты кто!" подумал про себя нолдо, заодно дыша аккуратно и ритмично. Вино конечно очень вкусное, как вкусна любая пища, которая больше совершенно не нужна для выживания, но. Но то, что уже какбы и не совсем живет, такие подарки принимает неохотно. И тем более после собаки, от которой проку- только не выглядеть ходячим мертвецом, да перетерпеть несколько ночей, не зацикливаясь на кормежке. Стремительной волной накатила легкая тошнота, столь же стремительно отступив. Это она так, на пробу. Своеобразный намек, что не стоит затягивать с неизбежным.
- В ране ничего нового. Ровный прокус, зубы мелкие, прикус незнакомый. Никаких открытий.
Несколько более экспрессивно, чем следовало, подтолкнул мысль незнакомца Лайрэ. Можно сказать, нетерпеливо так прозвучали слова. "Нечего там смотреть, поверь мне. Я-то уж точно знаю, как, наверное, никто. Смотри не смотри, а слепок челюсти ничего не скажет. Ты ж мне в зубы смотреть не полезешь, я ж тебе не лошадь!". Как всегда, когда события начинали требовать импровизации, не вполне живой (но весьма деятельный) эльда начал страдать приступами специфического юмора. Ну, зато сформировался более или менее план действий. Как-то покинуть поле зрения жертвы, и нормально пожрать. Все списать на неведомую тварь, и пусть ищут виноватого столько, сколько им хочется.
-В порядке, а что, что то не так?
Лайрэлоссэ изобразил на лице удивление и непонимание. И сразу же добавил, крайне настойчиво.
- Время идет, тварь, если она не шарится тут по кустам, идет тоже. Следы стынут, шансы падают... Надо идти.
Собственно, Лайрэ даже поднялся на ноги, чтобы было сподручнее делать что-нибудь. Например, отшагивать из зоны обзора. Хорошо так встал, сразу этим действием отметая любые подозрения в том, что чем-то может быть болен или ранен. Небыстрым, тягучим движением, словно бы густая, вязкая жидкость неторопливо перетекла в новую форму- и очень-очень тихо. Никакой поспешности, никто не скрывается, кому интересно- могут осматривать собак. И тут произошло ЭТО. Темнота дохнула пряной солью, с привкусом прогретой меди. Слитно качнулись верхушки деревьев, неразличимо-красные капли упали на талый снег. Нолдо сглотнул, на краткий миг прилипая взглядом к порезу на чужой коже. Если бы кто то посмотрел ему сейчас в глаза, то помимо бледно вспыхнувших зрачков (а может- это так сыграли лунные блики?), этот кто то увидел бы там, как ни странно, не голод, а зависть. Хлесткую, болезненную зависть, какая может быть у безногого к здоровому. Так можно завидовать, когда видишь у кого то то, что сам потерял и вернуть не смоешь никогда. А этот кто то даже и не знает, какое ему досталось сокровище. Не ценит.  Отобрать нельзя, нельзя присвоить, но- на какой-то промежуток времени можно попользоваться... На краткий миг сделать вид, что оно-твое. Обмануть всех, и если очень постараться, то и себя. Впрочем, врать себе- последнее дело, никогда не получается достаточно убедительно. Сквозь порез на чужой коже проступала чужая жизнь. Пахла одуряюще и ярко, дразнила лживыми обещаниями, сулила животное, физиологическое удовольствие от нормальной кормежки. Именно чужой жизни, чужой возможности делать тысячу и одну обыденную вещь, Лайрэ сейчас завидовал. От всей своей души, чем бы она теперь ни была.

Ночь темна и полна ужасов. (с) не эта сказка.

- Хороший вопрос. Очень хороший.
Задумчиво и очень мягко произнесла тварь, словно пробуя слова  на вкус. Слова на вкус были как хвоя, снег и медь. Голос у твари был приятный, располагающий, и чуть заметно- но отличающийся по тонам от того, как тварь говорила обычно. Ночь приятно обволакивала деревья, заливала чернотой проталины, и на неизвестном языке нашептывала всякое. Например, что молодая луна стоит высоко, лес спит и те, другие с факелами проходят мимо. А еще - что добыча сама идет в лапы, и все вместе это делало тварь игривой. И как следствие- не осторожной, расслабленной. Строго говоря, тварь уже считала добычу своей, и по сути просто продолжала начатую игру. Которая должна была вот-вот закончится.
- Ни у кого, кто известен эльдар, таких зубов нет... Это что то неведомое.
Вопрос о том, чего ж ты друг любезный, на советах молчал, Лайрэ проигнорировал. Потому что внятного готового ответа он сейчас не помнил, а импровизировать не хотел. Его крыло запахом свежей крови, предчувствием нормального, наконец-то кормления, и точного знания о том, что это хорошо. Это очень хорошо, лучше была только кровь майэ, которую удалось пробовать однажды. Впрочем, опыт с майэ был не только полным восторга от ощущений, но и не иллюзорного ужаса от последствий. При всей заманчивости, от повторения подобного стоило воздержаться, хотя.. Хотя, если снова выпадет шанс, такая предусмотрительность пойдет лесом.
- У тебя кровь идет. Думаю, сейчас не лучшее время, чтобы ронять ее просто так. Давай помогу перевязать?
Очень вкрадчиво, и опять же предельно мягко предложил не вполне живой эльда своему живому собрату, по-собачьи склоняя голову к плечу, и протягивая руку. Со стороны - самый естественный жест предложения помощи. Ну действительно, можно подумать удобно самому себе порезы тряпочкой перематывать? Но... Но всегда есть какое то но. И сейчас живой, сосредоточившись, мог увидеть что стоит за доброжелательным выражением лица того, кто предпочитает улыбаться не размыкая губ. По крайней мере ночью и вдали от жилья. Кто протягивает в буквальном смысле руку помощи, но двигается так, словно беззвучно перетекает черная, липкая дрянь. Глухая и плотная, словно мокрый войлок в 5 слоев, стена аванирэ, из за которой на долю секунды проступило что то. Что то, несомненно было эльфом, когда то так точно. Может быть и теперь, кто знает? Перекрученное, выломанное и скомпонованное заново, неизвестно, могло ли оно точно дать ответ на вопрос "то я и что?" хотябы себе. Его драло на части дикое желание обладать, присвоить. Голод гнал его вперед, не давая успокоиться, заставлял выходить в ночь и искать, искать, искать то, что может хотябы на время заглушить его. И выше того - безнадежная тоскливая зависть. Норо почуял эту зависть- к всему себе целиком. К боли от пореза, к холоду в промокшем сапоге и кисловатому вкусу яблока, которое можно просто съесть, а не выблевать вскоре.

"Сам кусал... А ты смышленый. И смешной, жаль не посмеемся вместе." Шутку Лайрэ оценил, и оценил на самом деле высоко, хоть и счел случайным попаданием. Но это была случайность того рода, что выпадают раз на тысячу. Другое дело, что никакие шутки не могли спасти ночного гулену от того, чтобы стать ужином. Даже если бы этот балагур тут начал плясать и петь. Ну а дальше... Дальше все пошло очень-очень быстро, хотя, для участников сцены время как раз словно бы замедлилось. Так, бывает, успеваешь подумать очень много мыслей, за то время, пока летишь с дерева к земле. Вкусно пахнущий незнакомец проявил прыть, схватив тварь за лапу и рванув на себя. Что ж, тем лучше, тварь и сама была не против оказаться поближе и собака под ногами никак тому помешать не могла. Тварь начала охоту, и в этом деле была хороша настолько, насколько бывает хорош любой опытный хищник, ведомый инстинктами больше, чем расчетом. Стремительно отвечая на движение жертвы, она оказалась близко, очень близко, считай вплотную. В лицо живому ощерилась пасть, за растянутыми шире, чем положено эльдар, губами явственно виднелся ряд зубов. Мелкие, тонкие иглы, как у хорька или иного подобного хищника. Кинжал в бок? Это ничего, это больно но если успеть напиться крови, такой горячей, такой вкусной, то рана затянется, а боль небольшая плата за иллюзию жизни. Свободной рукой Лайрэ сгреб Норэмэльдо за волосы, резко оттягивая их вниз и назад. Главное- запрокинуть жертве голову, заставить открыть мягкое горло, а дальше... Дальше все будет очень, очень хорошо. Вцепиться зубами, рвануть, свалить трепыхающееся тело на землю. И хлебать чужую жизнь, бьющую через край в буквальном смысле, давясь и дурея, по звериному бессмысленно радуясь. При этом где то на задворках сознания упорно билась мысль, что надо спешить, надо действовать быстрее, времени мало. Почему, от чего? не важно, ничего сейчас не важно, кроме предвкушения того, как упруго прорывается под клыками кожа и медно-соленая волна наполняет глотку.

Жрать!
Тварь уже почти добралась до вкусного и мягкого, как вдруг гармонию такой замечательной ночи самым наглым образом испортили. И кто? Законная еда! Тварь ощутила резкую боль меж ребер. Сперва- стремительно и упруго, как выпрыгивает из речных волн рыбка, и сразу за тем упругая и плотная волна, как круги на воде. Боль была плотной и вязкой, как прогретый воск, и почти такой же горячей. Она могла бы пахнуть раскаленными камнями, и высыхающим илом. Она могла бы иметь цвет переспелой малины и растертых в пальцах черничных ягод. Она торжественно и радостно растекалась меж ребер.
И если бы на месте твари был обычный эльда, это был бы конец. Все, никто никуда не бежит, никто никого не кусает. Но увы, вместо нормального эльды тут был тот, кого к подобию жизни вернула недобрая воля владыки Севера. И умирать лишний раз этот образчик юмора Моргота не хотел. А значит что? А значит жрать надо любой ценой теперь уже, потому что несчастной собаки, ее отданной жизни не хватит чтобы вытянуть такую вот рану.
Больно? Ну да, больно. Мамочка моя, да кто бы знал, как! Впрочем, Лайрэ давно имел с болью сложные отношения. Он ее не любил, как мало что на свете, но она же была своеобразным сигналом, говорящим "все хорошо, ты еще часть этого мира." Это было невкусное лакомство, которое тем не менее, приходилось тщательно пробовать, разбирая на ноты. Больно - это хорошо, значит есть чему болеть. Противиться падению тварь не стала, все-таки кинжал в боку очень отвлекает от холодного расчета шансов. Ну, насколько его можно было назвать холодным. Вместо этого тварь наоборот, подалась вперед. С силой отводя лапу, которую так удачно поймал Норо, назад, делая ставку на то, что противник не успеет разжать хватки. Иди сюда, мой хороший, мой самый-самый лучший, сейчас- единственный во всем мире... ужин! Как хреново дышать! Темная, почти черная и слишком вязкая для любого из живых существ, кровь наполняет горло, весело пенится на губах. Она невкусная, она пахнет старой могилой и торфяным болотом, она противно холодит нёбо. Ничего, сейчас неприятный, больной вкус смоется. Лайрэ рванул врага на себя, благо держась за косу это было вполне удобно (если не считать кинжала в боку). А вот назначенный в пищу чуть запоздал, не успел вовремя отпустить тварь, видимо не думал что в ней столько прыти окажется. Живой не знал, но для не-живого время сейчас шло на минуты. На долгие, очень долгие минуты. Много можно успеть. Например, все- таки вбить зубы в восхитительно упругую, горячую кожу,коротко дернуть головой, открывая путь крови. Одуряюще горячей, пахнущей так сильно, что челюсть сводит. И жрать, жрать, судорожно давясь этой кровью, заливая себя и противника, чувствуя, как яркий цветок боли меж ребер совсем чуть, но - гасит свое сияние. Он не готов пока увянуть, свернуть лепестки, но он уже меркнет. Достаточно, чтобы уступить место восторгу, с которым чужая жизнь по каплям становится твоей.
На ночной поляне, среди грязного и подтаявшего снега, в бледном сиянии луны, хищник и жертва выглядели как оживший памятник страсти. Не всякие супруги так сжимают друг друга в объятиях после долгой разлуки. Если бы один из них был девой, то всякий, кто вышел бы на поляну испытал великое смущение, прежде чем осознал истинную суть вещей. Только вот о любви тут речи не шло. Оба сейчас боролись за жизнь, причем один- чтобы отстоять свою, а другой -  чтобы присвоить чужую. Впрочем, в чем еще может быть больше огня и порыва, чем в борьбе за жизнь?

Вот! Теперь все встало на свои места. Жертва еще трепыхалась, дергаясь и пытаясь отыграть если не свободу и жизнь, то по крайней мере лишние мгновения того и другого, да только много ли шансов? Будь на этой поляне хищник другого рода, наверняка в этом всем присутствовала бы заметная доля азарта. Кошки любят играть с добычей. Гончие дуреют от вкуса крови. Любой зверь радуется выигрышу в борьбе. Но зверей тут не было, и для не-живого азарт схватки в данном конкретном случае отсутствовал. Это тебе не орков по темным закоулкам прищучивать (ай, сколько их было по тихому сожранных? кто б считал), тут работали на результат. Еда дернулась, и клыки Лайрэ почти соскользнули с ее плоти, но нет, живой мертвец не был согласен на то, чтоб закуску вот так запросто у него отбирали. Что ж, значит труп будет найден не с аккуратным прокусом, а с некрасивой драной раной. Да кому какое дело, если подумать? Трупу точно все равно... Ах, жаль что на землю все же падать придется, утаскивая пищу за собой, собственным весом укладывая вниз. Потому что если того не делать, то эта зараза кинжалом тыкает. Хорошо хоть от разодранной шеи противник растерялся, или во всяком случае, потерял ориентацию в бою. Кинжал, который имел все шансы воткнуться в спину, пониже ребер, прошел стороной почти- так, по боку наискось полоснул. Стремительный, ярко-белый росчерк, гладкий как атлас под пальцами, и холодный, как вода в полынье. Врут те, кто говорит что боль всегда горяча. Разная, очень разная, на любой вкус оттенки - подходи да выбирай. Но внятно распробовать это все разнообразие  каукарэльда сможет потом. Сейчас же доминирующей нотой было звериное, бессмысленное удовольствие от горячей и пряной волны на языке. Ничего нет желаннее и прекраснее жизни, пусть и чужой, пусть и одалживаемой таким вот методом. Ночь расцветает водоворотом красок, до одури резкими становятся границы тени и света. Одобрительно и немного завистливо косит с неба прищуренным глазом луна. Звонкая, упругая медь и ломкая корка соли, на раскаленных камнях морского побережья. И, можно представить далекие крики чаек, но птицы молчат. С шипением волны наползают на гальку, пенной лапой ворочая округлые бока мелких камней. А, нет, это не прибой. Это дыхание. Пробил таки легкое, подлец. Ну  не зараза, а? Ничего, пройдет время и рана затянется, они все затягиваются, хотя и болят уныло и томительно в процессе. Как пряжу меж пальцами кто то тянет. Затянется все, главное не перейти ту грань, за которой уже никакое колдовство не восстановит поломанное и попорченное тело. Но- до этой грани еще не так близко, а значит.. Значит надо торопиться и жрать, потому что чутье шепчет "времени мало, скорее". Да куда ж скорее, и так как можем спешим. Чутью своему в подобных вещах Лайрэ верил свято, оно выручало не раз и не два. Вот и теперь краем уха, всей той частью сознания, которая не была затоплена эйфорией от нормального наконец ужина, он старался не потерять из зоны внимания происходящее вокруг. Если что то произойдет- жертву придется бросать и уходить. Причем уходить быстро.

В целом, охота и последующий ужин шли примерно по тому же сценарию, что и всегда. Ну ладно, не всегда, но в тех случаях, кто имело место некоторое невезение. То есть, сперва жертва активно дергалась, потом силы ее оставляли, она затихала... А спустя какое то время умирала, давая живому мертвецу время на то, чтобы подумать о вечном и залечить полученные раны. Много хорошей пищи вполне давали возможность "вытягивать" такое, что иному живому хватило бы на два с половиной раза прогуляться к Намо в гости. Другое дело, что сам мертвец парадоксально считал это слабым бонусом. Так вот, охота. Она шла наперекосяк.
Начиная с того, что дыра в легком это вам не мед, и заканчивая голосами собак, которые приближались. И да, в кусте еще кто то шухерится. То есть, если вернуться к самому главному, то дожрать не получится. И это не здорово совсем, не только от великой жадности, но и в виду всех вышеперечисленных причин. Надо уходить, быстро, сейчас, вчера! Инстинкт с приобретенным опытом высказались в унисон, другое дело, что попробуй просто так уйди,  когда несостоявшийся ужин (вкусный! надо жрать! мало!) цепляется за тебя как за последнюю надежду. Реагируя на удар, Лайрэ инстинктивно сжал челюсти, дергая головой. Как итог, широко прихваченная кожа на шее у вкусного незнакомца оказалась разодрана что называется, в хлам. В лоскуты, в ошметки. Кровь плеснула широко и бессмысленно, заливая все и всех. Со стороны должно было выглядеть так, будто нечастому горло просто таки выдрали, впрочем, раны в таком месте всегда смотрятся немного страшней, чем есть на самом деле. В горячем и соленом запахе крови напрочь тонули ноты подталого снега, хвои, запах выделанной кожи и холодной собачатины. Запах плыл над всем миром, пропитывая темноту и бледный лунный серп. Удивительно, что луна не испачкалась в нем, меняя окраску...  Тут сражающиеся в очередной раз сменили позицию и тварь на какой то миг оказалась сверху. Это был шанс, который нельзя упускать. Который пока еще можно не упустить, пока чужая жизнь кипит в венах, подкованным рысаком ударяет в сердце, пока боль скромно ждет на задворках сознания. Но- она нетерпеливая дама, долго ждать не станет. Тварь рванулась прочь, выпуская полуослепшую от боли жертву, и по сути отталкивая себя от нее. Движение было резким, ломанным, не положено эльдар так двигаться, не те повадки, не та пластика. И- твари удалось преуспеть в этом деле. Противник остался на измятом снегу, заливаться кровью из дыры в шее, а тварь смогла откатиться, вскочить на ноги... И даже в сторону отпрыгнуть, уходя из предположительной зоны броска недоеденного поганца. И тут же согнулась, заходясь влажным кашлем, роняя с клыков хлопья кровавой пены, с надсадным хрипом втягивая холодный воздух. Никто, кто мог бы видеть сейчас эту картину со стороны, никогда не принял бы стоящего на своих двоих за живого.  Серая, напоминающая сухой пергамент кожа облепила кости, глазницы стали темными ямами с бледными бликами на дне, и это не был отблеск луны. Волосы подернулись пыльной сединой. Ночь темна и полна ужасов? Что ж, один из них был явлен тут вполне себе во плоти. Не в лучшей форме, но вполне физически. Кашляя и зажимая бок костлявой лапой тварь готовилась к отчаянному броску прочь, во тьму. И если уйти от двуногих еще было возможно более чем, если постараться, если выжать из порченной оболочки все, на что ее хватит, то собаки должны были стать проблемой. Сколько шансов, что псы потеряют след? Не так много. Сколько шансов, что позже они не приведут за собой хозяев? Вообще нет считай...

"Минус один" автоматически отсчитала тварь, не столько осознанно ведя подсчет выбывших из противостояния, сколько просто отмечая факт. Да, покусанный не сразу придет в себя, и поднимется не сразу. И вообще может не подняться, если ему дырку в шее не заткнуть. А "один" в счете появился потому, что на поляну вылетел новый участник событий. Кем он приходился не состоявшемуся ужину Лайрэ не знал, и в целом не особенно хотел знать. Но еще менее живой мертвец сейчас хотел драться. нет, шансы ушатать пришельца были, но это означало потерю времени и встречу как с собаками, так и с остальным коллективом загонщиков. Плохо. Впрочем, новоприбывшему еще надо было пересечь поляну, а значит оставалось время для психической атаки. 
-Идиот! Закрой рану или он сейчас сдохнет!
Прошипела тварь, с заметным трудом проталкивая звуки речи через уродливый прикус. Это был хороший ход, потому как сейчас или потом сдохнет ужин еще вопрос, на самом деле, но со стороны этого не понять.  Со стороны видно только раненого, залитого кровью только что не по уши, и из последних сил зажимающего рану. Одновременно с этим творение злобной воли Моргота перестало кутаться в глухую стену аванирэ, по сути вываливая на пришельца всю свою суть, выставляя ее на показ. В воздухе отчетливо дохнуло старым склепом, пыльным и заброшенным. На поляне стояло нечто, не принадлежащее миру живых и по тонкой иронии вражьего колдовства не ставшее частью мира мертвых. Оно состояло из тягучего ожидания и острого, болезненного голода, который отступает лишь на время. Из глухого желания быть и тоскливого понимания, что "быть" не получится, можно максимум казаться. Из подмены понятий и сделок совестью. Это было средоточие противоестественной мерзости, вышедшей на прогулку. Казалось, от одного пребывания рядом можно запачкаться, вернее, чем наступив в илистое болотное дно. Да что там, к лежавшему несколько дней на солнцепеке трупу подходить было бы приятнее, а хорошо обжитое логово унголов по сравнению с этим было просто садами Йаванны. И за всей этой роскошью, мрачной волной шевелился след воли того, кто привел в мир подобную дрянь. Кто дал ей подобие жизни, кто научил дышать и выходить на охоту. Тот, кого одни называли Черным Врагом, а другие Владыкой Севера оставил на своей игрушке более чем читаемый след, и след тот был свеж....
Показывая этот спектакль тварь рассчитывала на шок. Да, прибывший на поляну мог быть смел, мог быть отважен, но он не мог быть привычен к подобным штукам и не мог быть к ним готов морально.  И скорее всего, хоть на пару мгновений, но основным желанием его должно было стать одно- чтобы эта дрянь куда-либо делась. А деться тварь как раз и собиралась, причем на предельной скорости, давая таким образом пришельцу шанс не ловить пакость, пересиливая себя и борясь с желанием блевануть под куст, а заняться спасением жизни товарища. Что тварь и сделала, когда совершенно лишний на этой поляне "совсем не ужин" пересек половину расстояния от края деревьев до живого мертвеца. С завидной прытью Лайрэ рванул в противоположную от преследователя сторону, за деревья, в глухую ночь. Досматривать какой именно эффект произвело явление истинной сути на неподготовленного зрителя было совершенно не с руки, оставалось только надеяться, что правильное. И- экономить время, потому что времени остается все меньше, и вот так бодро ломиться в неизвестность беспредельно не получится. Потому что у не-живой оболочки свои планы и приоритеты. Она будет лечиться, выжигая на это весь ресурс, до которого дотянется, и будет делать это по возможности быстро. И ей плевать на все резоны и на то, что ресурс может быть нужен еще для чего то. Значит, надо переиграть самого себя, обмануть схему, успеть пройти на скорость столько, сколько выйдет. А ведь еще есть собаки... Собаки бегают заведомо быстрее эльдар, и хотя в данном забеге у твари есть некая фора, это скорее временное преимущество. Ладно, собаки потом, сейчас главное оказаться как можно дальше от поляны за как можно меньший отрезок времени.