Готмог буквально бежал. Бесчисленные коридоры, переходы, рекреации. Все мелькало у него перед глазами. Все он видел и в то же время все размывалось в блеклое пятно, смазанное и нечеткое. Взять себя в руки никак не получалось - еще немного и его буквально заколотит. Перед глазами все еще стояло Его лицо, он все еще слышал его последние слова и оглушающую тишину после них.

Как же так может быть? Как?! Я отказался ради Него от всего.. Я все свое существование положил к Его ногам и посвятил служению Ему. Я не знаю, что мне делать дальше... Мой мир, если он когда-то и был, рухнул сегодня. Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Конечно, я знаю, что мне нужно сделать. Последнее, что я вообще еще способен сделать. Умереть с честью, как подобает тому, кто всегда в бою был на передовой. Как пологается тому, кто спас Владыку Севера от пасти Унголиант. И последние распоряжения. Да, я сейчас ради них и пересекаю насквозь крепость - ради доклада Майрону. А потом я уйду. Если мой Владыка не нашел слов, чтобы прямо ответить на прямой вопрос о том, любит ли Он до сих пор свое Творение, то в чем смысл всего остального? Я существовал во имя этой непреложной Истины, которую сегодня не сумели облечь в слова, в обычные слова - Да, я люблю тебя. Все остальное - тени и прах.

С такими крутящимися круговоротом мыслями, барлог, уже более менее успокоив шаг, шел в сторону кабинета коменданта. Мелодия главнокомандующего билась в висках, отрекошечивая, казалось, от самих стен. Она бесновалась, лопалась как натянутая тетива и растекалась лужами крови, заполняя все его феа. Словно оно было изрезано и выпотрешено. Он и не знал, что ему может быть _так_ больно - было тошнотворно тяжело дышать. Но он шел - нужно было сделать доклад. Он пока что военачальник - его долг перед Севером сделать это, последнее, усилие. А потом возможно его холеный рассудок покинет фана и настанет благословенное ничто.
Кабинет Майрона был в самом конце коридора, в рекреации, что говорило о том, что помещение отнюдь не маленькое. Все освещалось большим количеством смоляных факелов, чье пламя бесновалось от сквозняков, но холодно не было. Не было и жарко. Было плохо. Было никак. Подойдя к запертой двери, из под которой выбивалась полоска света, Готмог помедлил. Одернул форму, выпрямил осанку - пусть сейчас взгляд его голубых глаз был ненормальным, но остальным своим видом он не хотел показывать того, что творилось у него в душе. А глаза...а глаза просто устали. Да, и такое бывает. Еще несколько секунд потребовалось, чтобы поставить непроницаемо черные стены аванирэ и только после этого уверенный стук в дерево двери. И голос, да, нужно же что-то сказать:
- Майрон, это Готен-Бау. Позволишь войти? У меня донесение от Владыки. - голос предательски сорвался и осип, но барлог резко откашлялся, решив, что свалит все на проклятую Ултум-траву. Благо, что это действительно она могла быть причиной. Она, а никак не хаос, что поселился в этом уравновешанном майа час назад. Хаос и бесконечный ужас.

Подпись автора

Комендант откликнулся практически сразу, что удивило барлога, но где то на краю сознания, фоном. Словно на автомате был поставлена галочка.
- Не только позволю, но попрошу - входи. Места здесь хватит обоим...
И сразу за все еще закрытой дверью раздался шорох бумаг, словно бы их наскоро сгребали изо всех мыслимых и немыслимых мест комнаты и упорядочивали. А затем распахнулась дверь и хозяин кабинета пригласил Готмога войти жестом. Голос у Майрона был, казалось, взволнован, но барлог не обратил на это особого внимания - сегодня и сейчас он позволил себе побыть эгоистом. В голове продолжали роиться мысли, боль скручивала и ломала будто бы уже не только феа, но и фана. И только сила воли не давала ему опуститься на колени и опереться руками о камень пола, чтобы его вырвало кровью. Готен-Бау казалось, что рвало бы его долго, а кровь была бы черной, как то, что сейчас поселилось в его нутре. Он бы изрыгал из себя животный ужас и может быть тогда майа стало бы на каплю легче. Но он пришел сюда во имя долга и если где и дать слабину, то только не здесь.
А взгляд Артано тяжелым, почти осязаемым движением скользил по его лицу. И взгляд этот был тревожнее голоса.

Он удивлен, что я, придя к нему, поставил аванирэ. Что ж, я бы тоже удивился и возможно, что и разозлился бы также. Но ты не должен знать, что произошло час назад. Это ничего не изменит. А аванирэ поможет не вытошнить на тебя ту черную жижу, в которую с каждой минутой превращается моя феа. Прости.

Пройдя в кабинет, мысленно приказав себе следить за мелочами, а посему и дверь плотно за собою прикрыв, балрог практически тут же был усажен в одно из очень удобных кресел кабинета Саурона. Еще одной галочкой, более жирной и контурной, стало то, что комендант самолично сдвинул кресла и придвинул к ним стол, очищенный и готовый к разного рода работе. Все эти действия он совершил своими руками - Готмог видел такое впервые. Тяжеловесное и всегда такое _плотное_ ощущение присутствия Майрона сейчас, напротив, не давило и практически не ощущалось. Могло показаться, что оно из плотной решетки, ложаащейся на тебя всей тяжестью плошмя превратилось в окутывающий тело легкий филигранный узор из серебра - настолько легче было _дышать_ рядом с этим присутствием. Но даже дышать не хотелось настолько, что барлог иногда забывал это делать. Мелодия майа Огня сейчас мало походила на мелодию. В ней сбился ритм, тональность, пропали созвучия и согласованность звуков - если это и была мелодия, то хаоса и боли. Она то протяжно выла, то бесновалась и отзвуки ее тем не менее долетали даже из за стен аванирэ, как бы Готен-Бау не старался заглушить ее ото всех.
...- садись. Думаю, разговор будет достаточно долгим.
Голос Майрона отвлек от мыслей вновь. Да, надо сесть, но ведь казалось, что он уже сел. Опустившись в кресло, барлог откинулся на спинку и глубоко вдохнул, улыбнувшись. И улыбка эта была страшной. Она настолько контрастировала со взглядом, что виделась буквально вырезанной и наклеенной. Она выглядела, как карикатура, как что угодно, но ей точно не место было в данной реальности. Тем не менее майа Огня улыбался и улыбаясь, заговорил:
- Спасибо, что сразу принял меня. Но у меня донесение от Владыки. В допросных казематах уже несколько дней идет допрос одного из особо буйных нолдор - он пару раз сбегал с шахт, один раз его ловить пришлось мне, - Готмог достал кисет, из него - самокрутку, но через секунду смял ее и растер в ошметки и вновь убрал кисет, на котором до сих пор, спустя два года, виднелись отпечатки зубов орка. В тот памятный раз барлог дал свой кисет ему, чтобы тот закусил его, пока военачальник вправлял ему вывих, не желая бросать солдата во льдах, - Сейчас его допрашивает Дэрг, но видится мне, что это совершенно бесполезно. Я какое-то время думал над этой задачкою и мне пришла в голову идея, которой я поделился с Владыкой, - голос снова осип и барлог откашлялся, продолжая, - Вала мою идею одобрил. Я пришел к тебе, чтобы рассказать о ней и чтобы ты на основе нее начал отдавать приказы остальным для подготовки крепости к выполнению плана.
Здесь Готмог обрушил стены аванирэ и показал Майрону весь разговор с Мелькором, кроме той, личной части, из-за которой он поставлен в такую ситуацию. Показал четко и ясно, стараясь унять эмоции и не сгущать краски своей эмоциональной натурой. После чего взглянул на Саурона и спросил:
- Пояснения будут нужны или я могу идти, комендант?

Подпись автора

- Нет.
Это прозвучало хлестко, звонко, как пощечина, но пощечиной не было. Просто Готмог так надеялся, что его сейчас отпустят. Дадут уйти. Дадут подохнуть в другом месте. Не так. Не перед его глазами. Но коменданту нужны были пояснения. Барлог какое-то время смотрел на Артано. На его бледное взволнованное лицо, на чуть сильнее обычного сомкнутые губы, смотрел в ярко-зеленые глаза и те пульсировали тревогой. По сути, Готен-Бау еще никогда не видел этого майа таким. Хотелось взять его за руку и просить, умолять, чтобы он отпустил, а если все же нет, то просто выбежать молча вон, расписавшись в своем безумии и в своей слабости. Ну нет. Он будет держаться до последнего. Коменданту нужны детали? Он их получит.
- Мне нужны пояснения...по поводу вашего разговора. Покажи мне, пожалуйста, ещё раз? Цель и средства - я не до конца понял техническую...
А Артано между тем продолжал говорить и спрашивать, словно бы он и вправду не понимает, словно бы он ощупывает...
... и ещё с Дэргом, Владыка говорил о том, как...или это на мой выбор? И Владыка говорил о сроке?
Прикосновение было неожиданным и Готмог буквально дернулся. Если бы он дернулся чуть активнее, то возможно, вскочил бы с кресла, перевернув его. В момент касания полыхнуло, доставая до самой феа, сгустком, волной эмоций:
"Что случилось?"
Это было не осанвэ, это был направленный выброс, аккорд, громкий, рвущий струны. И резонансным ответом на аккорд - другой аккорд - пронзительно острый, режущий:
"Я умираю"

Барлог оторвался от спинки кресла и подался вперед, сделав то, что и сам не делал никогда, но раз уж сегодня его лебединая песня, то почему бы и нет?

Только вот аккомпанемент получился дерьмовый. - невесело усмехнулся про себя майа.

Он взял лицо Майрона в похолодевшие уже ладони и приблизился так, что их носы практически соприкасались, а взгляды смешивались где-то на полпути друг в друга. И тут он снова приопустил стены аванирэ, вновь, с еще большей тщательностью показывая коменданту сцену беседы о пленном эльфе и идее, которую он породил в уме барлога. Импульсивно, мощно, звучно Готмог буквально выплескивал потоки информации, в которой слышалась, она слышалась...частица боли и страха...и потерянности, грозившей свести с ума.. Было словно ты всю жизнь ходишь по твердой земле, а потом она исчезает и опоры под ногами больше нет и у тебя есть лишь пара мгновений, во всем этом круговороте неожиданностей, чтобы сделать, предпринять хоть какие-то действие, что-то придумать.. Но в конечном итоге любое решение ведет в пропасть...
Как только разговор об Аракано закончился передаваться по осанвэ, Готен-Бау снова резко и поспешно поставил аванирэ, смотря в глаза Артано - взгляд постепенно приобретал осмысленность, а в ней селилась боль и хаос. Руки он так и не убрал, а сидел молча какое-то время, прежде чем поиметь приличие и откинуться обратно на спинку кресла с глубоким вдохом то ли обреченности то ли облегчения.
- Нет, конкретно Мель..Властелин о сроках не говорил, но он обронил слова о том, что на днях наведается в допросную и осуществит первую часть плана - предоставит ему выбор, с последующим усыплением. Как я понял, все остальное на твое усмотрение. - с каким же трудом давались слова, как тяжело было не кривиться от боли. - - Надеюсь, теперь я могу идти умирать?
Вопрос или просьба?

Подпись автора

- Нет. Мне. Ты. Нужен. Здесь.
Отчетливые, тяжеловесные в своем смыслообразе, подхватывающие в чем-то звуки голоса, которые, сплетаясь, образуют слова. Готмог слышит их сквозь свою ревущую Песнь, сквозь весь диссонанс и хаос своей мелодии. Он пытается схватиться за них, развить новую тему, перестроить на их основе свое звучание, которое теперь наполняет его ужасом и болью, но слова эти, камни эти не-летучие, пока что опорой под ногами быть не могут. И лишь ухватиться за них кончиками пальцев, облепить своими нотами и повиснуть на какое-то время для вопроса. Этот вопрос струнными переливами, тихими и неразборчивыми звучит где-то на краю сознания и самой феа. Балрогу трудно облечь его в слова, но разговор, это техническое построение, сплавление, образов, звуков и ощущений в буквенную связку слов, помогало брать себя в руки, не дать мелодии, которая сейчас сводила с ума, с ума все таки свести.
Готен-Бау медленно открыл глаза, которые успел прикрыть в неимоверно длинных перерывах между облечением их музыки в слова, а затем задал этот вопрос - он уже был готов соскочить с кончика языка прямо в пространство кабинета, Ангбанда, Арды, но в последнюю секунду, обрушив стены аванирэ, показал Артано _весь_ разговор, показав всю боль и все отчаяние, которое из-за него, разговора, жрет балрога изнутри.. Показал, а затем спросил. Четко, без образов, по осанвэ:
- Зачем я тебе нужен...здесь? Какие функции я _теперь_ буду исполнять, если падаю? В _твоих_ руках?
Это были подпорки. Для камней. Чтобы они оказались опорой, а не просто тем, за что на минуту можно ухватиться, но снова полететь вниз без возможности что-то решить самому, ибо не справляешься с этими ощущениями, не знаешь, как их усмирить, не ведаешь им предела. Как не ведаешь предела ужасу своему от того, что такие ощущения возникли. Что они вообще могут возникать в тебе, мешая дышать, думать, звучать как раньше. Что они мешают вообще звучать.

Я хочу новую прочную опору. Я хочу функционировать. Я не хочу больше...падать.
Настолько мощным аккордом, выплеском-всплеском, что, казалось, треснут по швам стены и вылетят стекла в окнах.

Но как не-падать, Готмог не знал. И думал, что, возможно, если он упадет, долетит до конца, до логического завершения, то боль и ужас уйдут. И бросят его до времени, пока кто-нибудь еще не решит использовать Стихию и Стихия вновь не обретет счастье, доступное только ей.
Балрог встал и молча пошел к двери. Он уже забыл, что задал вопросы. Он снова летел вниз и песнь его взревела с новой силой, полыхая Первородным Огнем. Еще несколько шагов и дверь. А за ней... А за ней неизвестность - ведь он пока не долетел...до конца.

Подпись автора

Как описать волнение стихий? Будет то хаосом или эфемерным затишьем? Как вообще можно описать то, что возможно лишь...сыграть? Созвучием Мелодий и цеплянием нот? Готмог будто бы стал двояким: с одной стороны он ощущал сомкнувшиеся пальцы, цепкие, холодные, тонкие, но силу которых понять было практически невозможно, ибо то, у чего нет предела до конца изведать не получится. Но с другой стороны балрогу было открыто море новых эмоций - надежда, опасение, стремление к... Все это сливалось и будило в итак разрозненной музыке валарауко мощный аккорд смятения. Он понимал и не понимал. Как? Зачем? А главное почему?
Казалось, они стояли так, сцепившись, долгое время, но нет понятия времени в такие моменты. Готен-Бау поднял на Майрона тяжелый взгляд ставших почти пронзительно синими глаз. И, со всей силы дернув руку, чтобы освободиться, чтобы не осознавать начавший наконец доходить смысл сказанных Артано слов, произнес:
- Что ты этим хочешь сказать, Артано? Я давал Клятву Мелькору, - с каждым словом аккорд нарастал и слилось в нем  все звучание, струнное, ударное, рев и гомон вулканов и Глубинного Пламени, - Я давал Клятву...

Отпусти меня!... Я уже ни для кого ни Нээрэ!

Казалось, что еще немного и фана балрога разрушится и воспрянет он огненным демоном в своем первородном обличье. Глаза начинали полыхать, а кожа нагреваться с ужасающей скоростью. Песнь ревела, но уже не только балрога. Не только его собственная.

Подпись автора

И снова напор - нет, не отпуская, не давая уйти, но и без возможности остаться. Артано держал крепко, смотрел твердо и ровно, будто бы то, о чем он говорил являлось самой сутью мира и предраспределения вещей. Но Готен-Бау осознавал, что быть может именно сейчас он как никогда близок к краю. Тянулось время, они стояли ви-за-ви будто фигуры с пантомимы, без слов, без видимых движений. Лишь с со-ощущением касания, соприкосновением пламени и силы, но без возможности со стороны балрога понять и принять то, о чем говорил Майрон. Осанвэ миражилось, играло, переливалось звучанием, мелодии схлестывались, как волны в беснующемся океане, но брызги-отзвуки летели в разные стороны. Только океан был из огня. Из огня и жидкого металла.
- ... и я её тоже давал... Чтобы быть собою не надо нарушать... Клятв.. Но чтобы их не нарушить собою быть придется.
Готмог сжал руку в кулак и напряг все предплечье, еще одним рывком выдирая ее из стальных объятьев длинных пальцев майа, несмотря на боль и впаявшуюся в его, балрога, нутро чужую песнь.
- Не лги мне! Ты давал Клятву не ему, не Мелькору! Ты клялся в пустоту и ты более свободен, чем я!
Казалось, что военачальник орет, срывая голос и если б голос был инструментом, то так бы и случилось, но ревела песня, раскатами грома и урагана звучала музыка и Готен-Бау не мог позволить себе, чтобы чужие ноты вели эту партию.
- Что ты хочешь от меня, Артано?! - брызгами лавы на чужие струны, - Говори или отпусти. - аккорд был порывистым и твердым, посыл четким и ясным. Балрог сжал губы, но ни единого слова так и не было произнесено. Пантомима продолжалась, унося их с собою на дно. Наверное, даже эльфийское фана не может выдержать подобного напряжения, но каким-то чудом она еще держалась.

Отредактировано Gothom-bauk (01-06-2013 16:02:39)

Подпись автора

Слушать это было балрогу как минимум смешно. Но мелодия звучала и вирусом въедалась в нервную систему, подменяла ноты, желая вплавиться в самое нутро. А тонкие пальцы в кулак его гриву взнуздали, грубо притянув к своим глазам - кожа к коже - контактом.  Взгляд Готмога неотрывно смотрел на лицо Артано. Смотрел и никак не мог найти точку опоры, куда уж там до соприкосновения и тем дальше до единения. Краткий миг понимания и приятия рухнул вниз, в пропасть, как те самые камни, что на столь же краткий миг сделались опорой под ногами валарауко. Ничто не держит, никто не опора. Возможно, если и есть в его положении свобода - это была именно она.
Чтобы ты был не уздою себе, а собой - этого я хочу от тебя. Чтобы ты, а не фана, решал - этого я хочу. Хочу - тебе.
Вот я и буду собою. Пусти. Не заставляй меня перешагивать через свой же закон, что ввел я и привил всем своим легионам, не заставляй драться с союзником. Мне еще не все равно, как развоплотиться. Я хочу это сделать в бою с врагом, но не с тобою.
Это был вулканический выброс и если бы он был на материальном уровне, то достиг бы неба, а яростно шипящая магма брызгами залила колени Эру. Но и нематериального посыла было достаточно, чтобы немного да содрогнулся Ангбанд. Готен-Бау был уверен, что Мелькор знает, слышит, _чует_ эту битву титанов. Знает о ней и молчит. Это еще более подстегнуло боль и отчаяние в балроге. Он то думал, что достиг предела, но, видимо, предела не было.
- Хочу, чтоб ты вспомнил не Клятву, а то, кто ты есть... не должность, не функцию - суть!
И этот крик точечным ударом вбил не умолкающие ноты бездны в самое нутро - в центр того, куда Артано так хотел достучаться. Достучался. Готмог расплылся в широкой улыбке и ответил:
- Что есть суть моя? - прошипел он, прищурившись. - Мне больше некому служить. И суть моя на этом замкнулась в кольцо - теперь все, что ждет меня - это бесконечная череда бессмысленности. Она окольцует меня с ног до головы. Думаешь, я этого хочу, Саурон? - первый раз балрог назвал так майа, ясно давая понять размер той пропасти, что возникает между ними. - Ты не можешь дать мне опоры, смирись. А я лишился той опоры, что осмелился принять сам. И больше ни слова, меч Севера. Молчи. - последнее слово он будто бы шепнул. А может его и не было вовсе.

Отредактировано Gothom-bauk (04-10-2013 09:19:43)

Подпись автора