*так простоял он - молчаливый и ошеломленный - несколько мгновений, укутанный своими одеяниями и плащом того, кто осмелился так запросто приблизиться к нему, говорить и даже сокрыть от холода, который некоторыми ночами не отпускал айну даже у огня камина - и холод этот шел не извне, а струился внутри него отголосками разговоров с Намо, отзвучиями воспоминаний о плене, тяжестью принимаемых решений и тех, которые только принять предстоит - не грел огонь, не грело ничего и плащ, хлопнув подолом у его босых и сокрытых черными складками балахона, ног - не грел тоже. Не подвластно было ткани изгнать его и хоть настоящий мороз любил Вала, но то не сродни было этому ощущению - настоящий холод смягчал боль в обожженных ладонях, хрустальной чистотой врывался в легкие, позволяя дышать свободно и глубоко, а этот - душил и жег, без возможности отринуть - только лишь стяжать и ждать, пока волна схлынет, как и наплыла - внезапно и без остатка.
Посему через несколько мгновений Мелькор плащ данный ему снимает и протягивает обратно - владельцу, обнажая при этом вытащенное из бездонного чертога рукава запястье и держа плащ цепкими пальцами в белых атласных перчатках. Взгляд Первого, не отрываясь, смотрит на нолдо - он, взгляд, не злой и не ласковый, он - игольчатый - колкий, и все еще глаза его распахнуты в изумлении, что не мешает Стихии стоять с абсолютно прямой спиной и осанкой, держа хрупкие плечи все так же - в развороте и расправленными, будто бы не лежала на них огромная тяжесть, как грехов его, так и добродетелей, которые чаще всего интересуют всех меньше грехов. Но не время было сейчас рассуждать о греховностях и святости - время отдать отданное и уйти, забирая с собой и присутствие свое и стерильное Ничто, пожравшее жар, звук и - частично - свет*
Благодарю, незнакомец, но не стоило - плащ твой мне не поможет согреться, а тебе в такую зиму он нужнее - на Севере говорят, что замерзший разум - плохо, но замерзшее сердце - это конец.
*сказав так, айну вложил в руку стоящего совсем рядом эльфа добротный и весомый плащ и, разорвав зрительный контакт - тот узел, что завязался в самом начале между хромностью и зеленью - начал обходить стоящего полудугой - и лишь края тянущегося за ним одеяния, лизавшие плиты пола всякий раз, когда айну шел, осыпали тканевыми поцелуями мыски его сапог. Мелькор еще никогда не встречал подобных порывов, которые кто-то бы выказывал в его сторону столь быстро и почти с размаха - это было...странно и ново, это возмущало и бередило его ледяное - и быть может иллюзорное - всепонимание и спокойствие, а потому он твердо решил удалиться в покои свои и просто побыть одному, не преминув, однако быстрого - рывком - и долгого - задержкой - взгляда кинуть в стоящего неподалеку Руссандола, после чего так же плавно, как и вошел, направился в сторону выхода - не смотря уж боле ни на кого, только на черный проем распахнутых створчатых дверей*
- Подпись автора
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***