Стопка исписанных листов.
.когда-нибудь это замкнется. потоки энергии вскружат листву,
которая с шелестом жмется к сухим тротуарам. и я не усну
ночами пропахшими ветром, принесшим нам запах дождей ноября.
в промозглой квартире как в фетр в мечты завернусь, ожиданье терпя.
.в тончайшую нитку сжимая упрямством свои вечно бледные губы,
я молча весь мир проклинаю - как будто бы сам я никак не оттуда.
.как будто вокруг все чужие, не люди, ни волки - а тени иного,
кривые, гротескно-большие - их сотни, их тысячи - больше, чем много.
.с разбитых зеркал улыбаясь, они дико воют на желчные луны,
царапают стекла, пытаясь порвать свои рамки, как росчерком струны.
.и в дикости хохота, в крике, утробным сопрано хрусталь разбивая,
исчезнут со звоном улики, рассыпятся в пыль - их никто не узнает.
.а я замыкаю ресницы, как клеммы они поискрят и затухнут..
.во тьме коридор, рамы-лица, когда же холсты, как страницы пожухнут?
.когда их покроет короста, чтоб больше не видеть ни рамы, ни лица?
.но в жизни всегда все не просто - не хочешь смотреть? так изволь застрелиться.
легкою поступью осень взойдет на престол, тихо звякнув стилетом -
мы так ничего и не спросим - мы знаем, что сталь приготовлена лету.
а ветер, нам запах принесший дождей ноября сквозь открытые окна,
засохшие листья неспешно прижмет к тротуару, где те и намокнут.
Ненавижу весну, как преддверие лета.
стучит капель.
Я себя полосну тупым стилетом.
сорву с петель.
Меня сводит с ума зеленеющих почек
шершавый скрип.
Я хотел бы ломать от деревьев до строчек,
срываясь в хрип.
И журчанье ручьев мне набатом по коже,
кинжалом в грудь.
Я во снах слышу рев, он пророчит мне тоже,
что не вернуть
Белоснежное облако, снег и метели,
и царство льда.
А душа моя волоком, через капели,
летит туда,
Чтобы вновь ощутить где-то в белых руках
у январских вьюг
То, что призвано жить в круговерти - как страх
от весенних мук.
И глаза закрывая, с лазуревым омутом -
веки жжет,
Вновь до бреда мечтаю я лишь об одном -
что весна умрет.
Я хочу твои губы - рядом.
Я хочу твои пальцы - в связку.
Мне тонуть в твоем взгляде - надо.
Погружаясь в него - как в сказку.
Голос твой для меня - соната.
А слова - череда романов.
Мне до боли все это - надо -
Попадаться в твои капканы.
Рвать душевный плюмаж - в клочья.
Звать тебя по ночам - воем.
Я б поставить хотел - точку.
Как трофей тебя взять - боем.
Чтоб на лезвии сабли - кровью,
Чтоб на пике эмоций - страстью,
Довелось мне влюбиться - болью.
Довелось оступиться - властью.
Но припаяны взглядом - к взгляду
И протянуты пальцы - навстречу
Мне иного не надо - ада,
Только этот - и то - навечно.
Табачный дым рисует судьбы на вдрызг заплаканном окне.
Сентябрь снова сводит зубы, пытаясь изменить во мне
Все то, что слаженно годами служило точно механизм
Не заржавело под слезами, когда те ртутью пролились.
Я не хочу меняться, слышишь? Оставь в покое суть меня.
Ты в листьях пряных снова дышишь, даря иллюзию огня.
Но мне милей просторы снега и толщи голубого льда.
Так было, есть и век от века так будет в сердце у меня
Твои дожди, свинцовость неба, попеременный легкий сплин
И ветер из миров, где не был голубоглазый пилигрим.
Все это вкупе с тишиной - покой для неспокойных глаз.
И плащевиной золотой земля укуталась от нас.
Свое паломничество в вечность я начал с первым сентябрем.
Теперь плюс-минус бесконечность нависла над моим челом.
Из века в век идти я буду, меняя только мантий цвет.
И никогда не позабуду охра-багряный этот свет,
Что с шелестом засохших листьев ложится под ноги мои.
И я не требую амнистий за все деянья и грехи.
Мне жизнь начертана иная, чем череда взлетопадений.
В ней нет ни Ада и ни Рая, в ней мириады сочленений.
От разрушительных эмоций до пустоты на грани звона,
Что обязательно взорвется, где-то грозой у небосклона.
Я буду верить лишь в себя, а принципы зову святыней.
Пройдя дождями сентября, я в октябре замерзну в иней.